ХАЙКУ НА ПОСЛЕДНЕЙ СТРАНИЦЕ РОЛИ «ВЕЛИКОДУШНОГО РОГОНОСЦА»
Хотел быть понятым
пока учил языки
забыл о чем речь.
Тропа становится уже
и путник едва различим
Следы…
Двенадцать лучников застыли, ожидая
Мишень исчезла
Изменен маршрут ветра.
Тысячелетье вересковой свадьбы
остается в ушах
звонки знаки беды.
Высохшее море прекрасно дышит
Смывается соль
Стирается дрожь моих надежд.
Конь моего сердца в пене
Достижение цели
не нужно.
Только тем мы теперь и богаты,
что успели
потерять вчера.
Свет от лампы отражается в окнах
Часы безразличны.
Кто ждет дождя?
«4 августа трагически оборвалась жизнь Дмитрия Мальцева, актера, которого знал и любил наш город, молодого героя, завоевавшего признание всей театральной Сибири, человека, которого называли одним из самых перспективных актеров российской театральной сцены».
Великодушный рогоносец… Это была звездная роль Дмитрия Мальцева, поднявшая его на вершину театральной славы. (работа над спектаклем, режиссер, фестивали, Премия). Однажды Дима принес мне свою роль – роль Брюно, бережно и любовно сшитую тетрадку.
За кадром: На одной из страниц были стихи – Димины стихи, написанные в стиле японских хайку. Он сказал, что эти трехстишья сами собой складывались в процессе репетиций, как будто кто-то диктовал ему эти строки…
Сейчас эти стихи, написанные три года назад, воспринимаются как предчувствие беды, предвестник трагической судьбы актера. Актеры, поэты, художники – странные создания. Они явились в этот мир для того, чтобы жить среди иллюзий и грез, чтобы проживать все жизни, все жизни, все жизни, отдавая свою до самой последней капли искусству, которому они были призваны служить. Чтобы сказать нам что-то самое сокровенное и важное, даже ценой своей собственной жизни…
Дмитрий Мальцев успел сказать нам много сокровенного. Хотя в его репертуарном листе не так уж много ролей – не многим более 20. Театральная судьба уготовила ему особое испытание: самыми яркими ролями Дмитрия Мальцева становились один за другим трагические образы, выносить и носить в себе которые невыносимо тяжело.
Спектакль «Ромео и Джульетта» театр представлял год назад на 4 театральном фестивале «Сибирский транзит» в городе Томске. Обидно, что спектакль был обойден тогда вниманием жюри фестиваля и не получил никаких наград. Но после вручения официальных премий, уже на фуршете в честь закрытия фестиваля, на эстраду в фойе вышел представитель томской прессы и объявил о независимой премии журналистов города Томска «за лучшую мужскую роль». Этой награды был удостоен Дмитрий Мальцев за роль Меруцио. Сквозь шум и гам банкета прорвались яростные аплодисменты театральной братии и зрителей, по достоинству оценившей одну из самых пронзительных работ актера.
Дмитрий Мальцев был актером беспредельной художественной самоотдачи. Потому трагические роли забирали все его душевные и физические силы, они язъязвили его душу и разлились отравой в его крови. Барон Тузенбах, Брюно, Меркуцио, Треплев – его герои погибали на сцене, и каждый спектакль актер умирал вместе с ними. Быть может отсюда – это трагическое мироощущение, которое привело Дмитрия Мальцева к последней черте.
Я держу в руках томик Бальмонта, который лежал в гримерке Димы, он очень любил этого поэта. Уже после смерти Димы мы обнаружили в нем закладку, единственную закладку. Вот это стихотворение, которым, быть может, он простился с нами и с жизнью.
Отчего мне так душно? Отчего мне так скучно?
Я совсем остываю к мечте.
Дни мои равномерны, жизнь моя однозвучна,
Я застыл на последней черте.
Только шаг остается: только миг быстрокрылый,
И уйду я от бледных людей.
Для чего же я медлю пред раскрытой могилой?
Не спешу в неизвестность скорей?
Я не прежний веселый, полубог вдохновенный,
Я не гений певучей мечты.
Я угрюмый заложник, я тоскующий пленный,
Я стою у последней черты.
Только миг быстрокрылый, и душа, альбатросом,
Унесется к неведомой мгле.
Я устал приближаться от вопросов к вопросам,
Я жалею, что жил на Земле.
Последней в жизни Дмитрия Мальцева была роль Константина Треплева, героя чеховской «Чайки». Быть может, чувствуя пограничное душевное состояние актера, Владимир Александрович Золотарь , наш главный режиссер долго сопротивлялся желанию Димы сыграть эту роль. Он предназначал ему роль Тригорина. Но Дмитрий добился своего и репетировал сразу обе роли. Тригорина он так и не сыграл. В память об этой несыгранной роли осталась репетиционная запись одной только сцены, сцены Тригорина и Аркадиной.
В роли Треплева актер Дмитрий Мальцев выступил только два раза. Спектакль с его участием не был записан на видео, и его Треплев остался только в памяти тех зрителей, которые увидели его в этой роли. И, конечно, в сердцах и неизгладимой памяти его партнеров по сцене, которые еще не пришли в себя от страшной вести, настигшей театральный коллектив в отпуске.
Дима Мальцев распорядился своей жизнью так же, как его последний сценический герой – Костя Треплев. Он покончил с собой, и бессмысленно осуждать или прощать этот поступок. Он свершен, и этим все сказано. Хотя нет, не все. В этом году Дмитрий Мальцев собирался поступать в Театральный институт имени Щукина – знаменитую вахтанговскую школу на отделение «Режиссура драмы». В дневниках Евгения Богратионовича Вахтангова есть небольшая запись о пьесе Чехова «Чайка». Он писал: «У Чехова не лирика, а трагизм. Когда человек стреляется – это не лирика. Это или Пошлость или Подвиг».
Этот театральный сезон был бы десятым в творческой жизни Дмитрия Мальцева – своеобразный актерский юбилей, который Дима не захотел праздновать. Он отдал театру все, что имел. И театр всегда будет чтить его высокий и жертвенный художнический подвиг.
И.Свободная "Беседы о театре"
| 